Рассказы из другой жизни
Интересные рассказы о путешествиях по прибайкальским скалам и таежным дебрям привозит из каждой своей экспедиции иркутский Песков, писатель и ученый-исследователь Семен Климович Устинов. Предлагаем вашему вниманию некоторые из них.
Мыс Хыр-Хушун помнит Чингисхана
Судьба забросила Семена Климовича с коллегами, учеными из Байкало-Ленского заповедника (в котором он работает и сейчас), в удивительное место — на мыс Рытый. По-бурятски его название звучит как Хыр-Хушун. Если подняться на мыс, откроется вид на каменистую долину, со всех сторон окруженную неприступными скалами. По преданию, священную долину стерегут две скалы — два брата-бурята, Азрэ и Алмэ. Окаменевшие братья когда-то были могучими сыновьями бурятского бога-громовержца Ухури-Тэгрея. Вот почему буряты и эвенки уверены, что в этой долине обитают боги. Входить в ущелье братьев-богов Азрэ и Алмэ имеют право только мужчины, а женщинам сюда вход запрещен.
— Когда мы собирались подняться на Хыр-Хушун всей экспедицией (а среди нас были и женщины), то спросили совета у местного старика. "Женщинам нельзя", — коротко ответил старый эвенк, попыхивая трубкой. "Но нам без них не обойтись, они выполняют работу, которую никто не сделает", — объяснили ему. Он помолчал минуту, пуская дым из трубки. Потом, хитро прищурившись, сказал: "Пусть штаны надевают, однако..."
Только через год, встретившись в Иркутске с другом-геологом, Устинов понял, что эвенк был прав. Оказалось, геологи вели изыскания в этом безлюдном месте и обнаружили, что долго здесь находиться просто опасно. На Хыр-Хушуне очень высокая радиация.
Как, не имея дозиметров, древние кочевые народы могли знать об уровне радиации? Только в наше время ученые узнали о том, что радиация в малых дозах может исцелять (как, например, знаменитые радоновые здравницы в Ниловой Пустыни или в Белокурихе на Алтае). Местные буряты говорят, что раньше раз в год сюда поднимались старейшины рода, чтобы помолиться. Поднимали скот, чтобы его освятить. О том далеком времени свидетельствуют камни, которыми выложены ирригационные каналы. Степняки провели воду в долины, где пасся скот, прорыв в земле рукава-каналы, отходящие от стремительной и чистой горной реки. До сих пор у местных бурят сохранилось искусство строительства ирригационных систем, а словом "утук" буряты называют поливной луг для коней и овец. Эти каналы в долине Хыр-Хушуна уже высохли, покрылись зеленым травяным ковром, на некоторых из них выросли лиственницы (значит, обряды освящения не совершались несколько десятилетий), но глубокие канавы, обложенные камнями, остались.
Если пройти по долине до обрыва, можно увидеть, что границы этого святого места древние отгородили высоким барьером из камней. Судя по длине этого каменистого ограждения, можно предположить, что древних паломников были тысячи и тысячи. Возможно, эти места помнят Чингисхана.
Мыс Покойный
— Сколько напридумывали разных небылиц об этом мысе! — возмущается Семен Климович. — И название его всегда почти перевирают. Даже на картах. Это не мыс Покойники и не мыс Покойников, а Покойный. И никаких кораблекрушений страшных и ужасных тут не было. Просто эти места тоже почитались священными у местных эвенков. Сюда, на берег реки, впадающей в Байкал, приносили своих покойников местные племена и оставляли на съедение зверям и птицам.
У многих народов (якутов, эвенков, бурят) земля почиталась святыней. Поэтому здесь, у берегов Байкала, не было совершенно агрокультуры. Не пахали, иначе говоря, землю. И когда здесь стали селиться русские, их часто изгоняли за то, что они роют землю и сеют хлеб, что было категорически запрещено у местных. И зарывать покойников в землю здесь тоже было не принято. Их оставляли на самодельных погребальных носилках по берегам священных рек, считая, что души умерших найдут себе дорогу на небо по быстрой воде.
Возможно, у эвенков или у бурят этот мыс и река назывались как-то иначе, но русские, наблюдая за тем, как сюда свозят покойников местные племена, и речку, и мыс назвали Покойными.
В тайге открывается небо
Тех, кто ведет себя в тайге как гость, уважающий хозяев, тайга щадит. Других — нет.
— Еще отец мой рассказывал, как однажды заснул в тайге. Смастерил маленький шалашик, крышу мало-мало подшаманил, чтобы только переночевать, костерок разложил в шалаше и лег. Только заснул крепким сном, как кто-то с силой трясет за плечо: "Вставай, горишь!" И так трижды, пока не проснулся. Открыл глаза: а уж край шалаша затлел от костра. Не проснулся бы — сгорел.
Семен Климович не раз слышал подобные истории от охотников и егерей. Сотрудник Байкало-Ленского заповедника Виктор Степаненко вспоминает, как однажды поздней осенью ему пришлось заночевать в тайге. Путь был далекий, за светлое время суток до зимовья не дошел, сил не хватило, а ночью идти опасно. Пришлось устраиваться на ночлег под открытым небом. Нашел упавшую лиственницу, развел костер, сам лег с другого конца ствола, откуда выходило тепло огня. Только заснул, уставший от долгого пути, как приснился седой дед — борода лопатой, одет в холщовую рубаху.
— Кочуй отсюдова! — внятно так говорит и смотрит в глаза. А взгляд из-под лохматых седых бровей — страшный.
Виктор Степаненко проснулся, перевернулся на другой бок, чтобы прогнать неприятное сновидение. Только заснул, снова этот старик:
— Я тебе что сказал?! Кочуй отсюда!
Пришлось вставать, искать новое место. Пока нашел нужное поваленное дерево, пока возился с костром, ночь прошла. Уснул уже под утро. Ночью выпал снег. Проснулся уже белым днем и вспомнил того старика. Особенно слово это зацепило — "кочуй". Так говорят только местные эвенки, и значит оно — "уходи". Какой-то местный, видать, старик приснился... Пошел интереса ради посмотреть на то место, где устроился сначала на ночлег. А на том самом месте, где он себе поначалу устроил постель — огромная сосна в три обхвата лежит. Ночью ветром ее с корнем повалило.
Как я мастерил понягу
— Поняга — это такой рюкзак у эвенков, — пояснил Семен Климович. — Вещь в тайге совершенно незаменимая. Потому что на себе очень часто приходится тащить десятки килограммов: лодку, ружье, съестные припасы в виде консервов, запасную одежонку и еще много разной необходимой для жизни в тайге мелочи.
Современные рюкзаки для этого непригодны. Идешь, груз давит на плечи, по спине пот ручьями льет. И только когда за спину перебрасываешь эвенкийский рюкзак-понягу, понимаешь, что это значит — сделано с умом.
Если груз поместить в понягу, то, каким бы он ни был тяжелым, вес распределяется по всей спине: от шеи до копчика. Причем, из-за того что спинка поняги идеально плоская, рюкзак к спине не липнет, а расстояние между спиной и понягой продувается ветром. Если ты устал и захотел присесть, лямки поняги сами собой слетают с плеч. Потому что закреплены таким образом, что в спокойном положении просто свисают.
— Основу для поняги эвенки делают из ивовых или березовых гибких прутьев, а площадь между прутьями переплетают кожаными ремешками. Рюкзак же шьют из оленьих шкур...
Семен Климович смастерил себе такую понягу, усовершенствовав станковый рюкзак. И теперь путь его лежит на один из мысов Байкало-Ленского заповедника.
— Решил пойти в тайгу в конце августа, когда листва уже опадает и лес становится прозрачным. Я не люблю время года, когда в сплошной листве ни кабаргу не увидишь, ни лося. А вот когда все просматривается с высоты скал — это как раз мое время.
