Изнасилованное евразийство

Что это было?

4 ноября по Москве прошагали тысячи молодчиков, выкрикивающих фашистские лозунги, присягающих в верности Гитлеру. При этом они называли себя евразийцами.

Медиа и общественность увидели в этом знамение надвигающейся катастрофы российской нации и государственности. Для большинства граждан это был какой-то мираж, очередной блокбастер, который на секунду оторвал их от процесса потребления.

Это шествие, пусть и искусственно срежиссированное, привело в настоящий шок многих думающих людей в разных регионах России, в том числе и тех, кто давно и убежденно числил себя евразийцами - поклонниками Л.Н. Гумилева и еще вчера читателями Дугина. И именно этот сюжет кажется наиболее интересным.

Интеллектуалы многих российских городов, ощущая себя искренне верующими в россияцентризм, универсальность российской цивилизации (русской именно в широком, наднациональном, почвенническом понимании), никогда не думали, что их идеи могут стать основой для фашизма. Евразийский Русский мир представлялся им универсумом, вбирающим новые этносы, создающим гармоничные социальные и культурные образования.

И вот 4 ноября на московских улицах российская интеллигенция увидела своих доморощенных фашистов, проекцию собственных идей и многолетних мечтаний.

Как это могло произойти? Как идеи Гумилева, Ильина, Панарина и других российских философов породили чудовищные суррогаты - фашистских отморозков, многообразнейших «родинцев», выметающих «кавказский мусор», и майонезных национал-большевиков с кашей из Гитлера и Лимонова в голове?

Как докатились?

Чтобы понять случившееся, нужен анализ интеллектуальных кульбитов последних десятилетий через призму борьбы разных экономических и политических идеологий.

Экспансия частнособственнического индивидуализма конца 80-х – начала 90-х, основанная на идее «распила», воплотилась в торжестве Запада в русском сознании, в мифе об «идеальной демократии». У одержимых кэшем элит не было времени на создание идеологических конструкций национального будущего России, вместо них это делали западные интеллектуальные центры, образуя у русских картину мира граждан колониальной страны. Значительная часть российской интеллигенции в борьбе за пропитание встроилась в формат «распила» и включилась в работу по формированию образа «России-полуколонии». И надо сказать, что это была лучшая в продуктивном, творческом плане часть российской интеллигенции. Та ее часть, которая готова была работать, спасаясь бегством от маргинальности. Та ее наиболее гибкая и активная часть, которая всегда ориентируется на правила игры, а не на ценности и идеалы. Те интеллектуалы из ельцинской элиты, что создали у нас ощущение отсутствия своей страны и своего народа.

Но ни страна, ни народ на самом деле не отсутствовали. Маргинальные слои интеллектуалов клокотали коммуно-самопальным творчеством, бросившись перечитывать и переписывать труды соотечественников начала ХХ века. Оттуда пророс современный российский евразиец, творческий перфоманс «доктора» Дугина – наш ответ на «идеальную демократию», на мировой постмодерн. Только вот с рефлексией современности, пониманием законов развития сегодняшних социальных систем было совсем плохо. Деревянной линейкой столетней давности не то что современное здание, сарай не сконструируешь.

Поменявшийся в начале ХХI века вектор развития страны породил запрос на новый интеллектуальный мейнстрим, на поиски национально-государственной идентичности и конкурентоспособности нации. И дугинское неоевразийство стало востребованным, вчерашние катакомбные проповедники сделались респектабельными философами. Но, залезая в бабушкины одежды, игнорируя современные теоретико-методологические инструменты анализа, прогноза и социального проектирования, евразийцы достаточно быстро облажались. Дугинские творения – лимоновые нацболы, молодые евразийцы и просто фашиствующие молодчики, вскидывающие правую руку на улицах города-героя Москвы, - смотрятся как птеродактели Юрского периода. Мирный обыватель их может бояться, а некоторые слабаки из страха их даже могут уважать, но никто в этом периоде жить не хочет, разве что безнадежные пациенты смирительных заведений.

Самое главное, что продукты такой «социальной инженерии» больше всего компрометируют евразийство: россияцентризм и российскую универсальность. Вот и выходит, что любое творение бородатого дугинского евразийства, превращает Россию в сарай, который вот-вот завалится.

Что делать?

Ответ на извечный русский вопрос лежит в понимании процессов интеллектуальной и культурной генерации. А она связана с участием экономической и политической элиты в формировании философии своего жизненного успеха как успеха собственного государства.

Это:

- продвижение делового сословия и политического класса, заинтересованных в национальном подъеме, конкурентоспособности страны, стабильных условиях для бизнеса;

- наличие (использование) аппарата передового гуманитарного знания;

- наличие инфрастуктуры для генерации и интегрирования в общество прогрессивных идей (медиа-сфера, интеллектуальные центры, фонды, ассоциации активных граждан).

Так что если национальный бизнес желает стабильности, то необходимы негосударственные национальные проекты в гуманитарной сфере, которые в стратегическом плане являются более чем окупаемыми. Они увеличивают социальный капитал, формируют образы будущего, создают новые рынки, повышают качество и мобильность рабочей силы, конкурентоспособность нации в целом и бизнес-элиты в частности. Очевидно, что целью этого процесса является определение контуров России будущего. Движение «Наши» предлагает обществу современный россияцентризм, основанный на суверенитете страны и ее развитии без всякого эпигонства, через личную самореализацию и самоорганизацию, не ущемляющую прав других граждан. «Наши» видят страну глобальным лидером, а не бедным родственником или пугалом.

Но тут возникает совсем нетривиальный вопрос: что обеспечивает глобальное лидерство, что есть прорывной национальный бизнес в стране с инерционной экспортно-сырьевой экономикой? Ведь интересы «трубы» лежат в другой системе координат, где высятся: «идеальная демократия», однополярный мир, минимум социальной инфраструктуры на «непригодной для жизни земле». И там же примостилось фашиствующее дугинское «евразийство».

Причудливое такое «евразийство» – поставленное на службу атлантизму.