Интервью: Анатолий Кобенков «Меня влечет пейзаж души и сердца»
Я очень долго думал, о чем бы с ним поговорить. Да так, чтобы оно покруче вышло. Когда не видишь человека известное время, наивно начинаешь надеяться, что обрастешь какими-то свежими мыслями, которыми еще не успел порадовать мир. Только вот беда - дальше надежды, причем пустопорожней, дело не продвигается.
И тогда понимать начинаешь, как был прав мудрец, заметивший однажды, что со времен древних римлян очень трудно сказать нечто новое. До нас постарались! А нам лишь остается «перетирать» любопытные нюансы. Чем, собственно, мы сейчас и займемся с председателем Иркутского отделения Союза российских писателей Анатолием Кобенковым. Занятие, между прочим, не бесполезное, ибо нюансы с дистанции времени не только не утрачивают способности к «самовозгоранию», скорее наоборот, как бы представляются в новом свете.
— Мне показалось, что ставший уже традиционным «Четвертый фестиваль поэзии на Байкале», открывающийся сегодня - лучшее подтверждение этой не слишком оригинальной мысли. Или ты не согласен?
— Да нет, все правильно. Если первый фестиваль был ярким фейерверком имен и языков, то второй мы адресовали юному поколению. Третий - возвратил дань справедливости неизвестным поэтам и засвидетельствовал свое почтение большому поэту России Е.А. Евтушенко, отметив его 70-летний юбилей. Ну, а четвертый, смею надеяться, одна из самых примечательных вестей в «Восточно-Сибирских вестях». Он как бы подводит нас к мысли, что у русской поэзии нет «географии», т.е. границ и расстояний. На берега Байкала высадился поэтический десант собратьев по литературному цеху проживающих нынче на «иных берегах». Президент общества российско-американских поэтов, издатель нескольких журналов, пишущий на русском и английском языках Андрей Грицман живет в США. Равиль Бухараев и Лидия Григорьевна прилетели из Лондона. Лариса Щиголь, кстати, в прошлом иркутянка, прибыла из Германии, а Александр Радашкевич, в свое время бывший секретарем Великого Князя Владимира Кирилловича - из Франции. Семен Гринберг прилетел из Израиля. Короче, все почти как в Библии: «дух дышит, где хочет...». Я бы еще добавил: «и проживает тоже». К этому фестивалю приурочили третий выпуск Альманаха поэзии «Иркутское время». Увидят свет также книги Андрея Богданова «Але, Але!» и Андрея Тимченова «Пустынное место». Мы будем презентовать и новую книгу новосибирца, сопредседателя Ассоциации сибирских писателей Владимира Берязева. Она называется «Кочевник». Мне очень приятно, что все эти произведения (кроме книги А. Темченова) выпущены известным нашим издателем Геннадием Сафоновым. Маршруты фестиваля пройдут знакомыми поэтическими тропами и закончатся 13 апреля в Братске. Но уже сейчас, судя по тому с каким нетерпением ждут его многочисленные любители изящной словесности, я могу сказать, что этот форум станет еще одной яркой страницей в культурной летописи нашего региона. И, быть может, это самая главная, еще не до конца осознанная всеми примета открывающегося сезона «Четвертого Фестиваля Поэзии на Байкале».
- Ну а теперь, давай перебросим мостик от нынешнего Фестиваля к будничной трудовой литературной жизни. Ибо, как заметил один острослов, «трудовые будни - тоже праздник для нас». Я думаю, ты согласишься со мной, что едва начавшийся зарождаться цивилизованный рынок мы общими усилиями быстро превратили в базар. Меня в разговоре с тобой будет интересовать книжный базар. Там что-то происходит?
- Ничего нового. Выходят плохие книги. Их намного больше. Появляются и хорошие. Их, понятно, меньше. Так было всегда. Раньше часть литераторов работала на идеологию: Георгий Марков, Вадим Кожевников, Анатолий Иванов... Стотысячными тиражами выходили их сочинения. Держава выбрасывала сумасшедшие деньги на ветер для промывания мозгов своих сограждан. Сейчас другие «классики», не покладая перьев, заманивают своих почитателей в глухие литературные дебри. Нынче они - Маринина, Дашкова, Проценко - главные писатели страны. Продукция и тех, и этих, с настоящей литературой рядом не лежала. Убогий язык, художественная стоимость критики не выдерживает и, разумеется, все та же конъюнктура, только облаченная в новые декорации. А Белинского и Гоголя с базара так и не понесли...
— Да, но книжки и Марининой, и Дашковой лихо раскупаются...Что тебя больше всего раздражает в твоем ремесле и в жизни? Или ты не отслаиваешь?
— Пожалуй, уже нет. В литературе меня не устраивает то, что не устраивает в самом себе. По-моему, мы очень отвлекаемся на вещи, чуждые литературе. На политику, например, реагируем сверх всякой меры. Полагаем, что еще и об этом можем писать. Хотя, может и не стоит? Мне кажется, сейчас меньше ощущается новизна приемов, в нашем ремесле сократился запас слов, зачастую, чтобы понять, о чем пишут, с русского языка надо переводить на... русский. У меня нет ощущения осязаемого прорыва.
— В таком случае, как гадалки говорят, «чем сердце успокоится»?
— В нынешней ситуации меня радует наша писательская молодежь. Она много себе позволяет, причем, в хорошем смысле этого слова. Больше, чем мы когда-то. Эти ребята свободны, образованны. Их познания серьезны - это не пенки, снятые с поверхности нашего бытия. Боюсь ошибиться, но, похоже, они еще и интеллигентны. У них, разумеется, пока нет солидного жизненного опыта, но зато есть четкое представление где они живут. Конечно, и фрондерство им присуще, и с формой они любят поработать больше, нежели с содержанием. Но что любопытно: они вдруг стали открывать для себя советскую поэзию. От нее еще недавно многие отказывались. И я, грешный, лет десять назад воспринимал всю советскую поэзию и литературу исключительно со знаком «минус». Потом понял: ерунда все это. Глупость! Нынешние мальчики и девчонки всерьез заинтересовались Маяковским, ранним Тихоновым... Их пристальный взгляд, обращенный в прошлое, внушает доверие. Значит, еще не вечер... Может, и, правда, все будет о’кей. «Жаль только, жить в эту пору прекрасную...».
- Сказав «все», ты меня натолкнул на одну мысль. В последние годы, в связи с двухсотлетним юбилеем, мы часто, упоминая имя классика, говорим: «Пушкин - это наше все!», или: «великий Пушкин!» - этим самым, как бы подчеркивая планетарный масштаб дарования и мощь гениальной личности, золотом вписавший свое имя в сокровищницу мировой литературы. А недавно одна известная российская газета и московский журнал в материалах об Алле Борисовне эти же определения поставили рядом с фамилией Пугачевой. Неужели с дороги, ведущей к храму, уже убрали все указатели?
- Если ты имеешь в виду сформировавшуюся тысячелетиями систему наших ценностей, то у нее, как и у многих из нас, давно «едет крыша». Поэтому между магистралью гения и дорогой эстрадной звезды мы уже не видим разницы. Вообще, жанр словесной эквилибристики нынче в зените. Слова потеряли основу, их разбрасывают, как камни, хотя давно пришло время собирать их. Мы забыли, что у слова есть вкус, цвет и даже запах. Сергей Марков очень точно заметил: «Поэзия - это боязнь забыть слова». А мы не только забыли, но и перестали в них правильно ориентироваться. Часто используем для того, чтобы подсластить пилюлю. Но ведь даже если без конца есть халву, она в конце концов покажется горькой.
- Во времена существования двух обкомов партии - промышленного и сельского, незнакомцу, попавшему в Одессу, на его вопрос «Как пройти в синагогу?» учтиво отвечали: «Вам в какую - промышленную, или сельскую?»
— В Иркутске сейчас тоже спрашивают: «Вам какой союз нужен?». Их нынче два. А в старые добрые времена был у нас один Союз писателей. И было в нем светло и чисто. Помню, выходила книга Гурулева - для меня был праздник. Задерживалась - печалились все. Мой сборник стихов появлялся - поздравления получал отовсюду.
— А сейчас?
- Несколько лет назад увидел свет мой новый сборник стихов. Я от многих коллег так ничего и не услышал: удалась книжка или не состоялась.
- Чем ты все это объясняешь?
— Может, постарели мы все...
— В таком разе и помудреть должны.
— Да нет, похоже, безразличие восторжествовало. Какой-то полный апофигизм. Помнишь, знаменитую в свое время иркутскую писательскую стенку. Она стала рассыпаться, когда начал стареть ее состав. Возможно, это судьба любого содружества. Театры тоже рождаются и умирают. Теперь у многих газет и журналов подобная судьба.
— Все зависит от условий...
— Задолго до тебя Зощенко о них так сказал: «Советские люди в хороших условиях -
хорошие, в плохих - плохие, в ужасных - ужасные».
— А мы, несоветские люди, сейчас в каких условиях живем?
— Я думаю, по Зощенко. Только на обломках империи. Большинству нечем похвалиться, а меньшинство нам «не достать».
-- И, следовательно, мы по Зощенко...
— Конечно...
— А как же насчет того, что «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые»?
— О них, то есть и о нас с тобой, президент библейского общества России, отец Алексей Борисов так сказал: «Если бы мы все жили согласно божьим заповедям, все наши проблемы были бы решены».
— Да не могут жить все ни согласно божьим законам, ни в соответствии с моральным кодексом. Многие давно сошли с этих дистанций. Поэтому не уходи за религиозный занавес, а излагай свою позицию относительно тех, «кто посетил сей мир в его минуты роковые».
— Они сегодня все слишком повернуты к деньгам. В газетах и журналах сплошь да рядом списки самых богатых россиян. К ним у всех бешеный интерес. Но никого не волнует, что поставил Любимов на Таганке. Или новая книга серьезного автора. Подробности «кухонного» пейзажа перекрыли кислород нормальному восприятию жизни. Меня же влечет пейзаж души и сердца, а не суждения необразованных людей, проповедующих свободу как осознанную вседозволенность. Хотя истинная свобода - это всегда ответственность.
— Неужели ты о чиновниках? По-твоему, они во всем виноваты?
— Раньше на такой вопрос я, не задумываясь, ответил бы положительно. Однако, в последние годы, когда в некотором роде и я превратился в чиновника, то с удивлением обнаружил, что не все в этой ситуации так просто и ясно. Казалось, совсем недавно сам поносил чиновников. Закрыли газеты - они виноваты, уехал талантливый режиссер - они помогли, перестал существовать новый театр - они приложили руку. Сейчас, извини за выражение, с высоты своего чиновничьего полета, могу сказать, что во всей этой «буче, боевой, кипучей», где барометр социального напряжения зашкаливает до беспредела, виноваты мы сами. Посредственность во все времена, больше чем кто-либо, жаждет признания и власти, желает быть узнаваемой и услышанной со сцены театра, с литературных подмостков. Очень ей хочется солировать. Но для этого ее среда обитания должна быть, как минимум, очищена от талантов. А мы привыкли плакать вдогонку, когда они уже уехали, и сокрушаться только «между нами говоря». Поэтому, когда сейчас поносят чиновников, переводя на них «стрелку», за все невзгоды нашего бытия, литературного и культурного в том числе, это во многом жалкая попытка снять с себя ответственность за свою и нашу жизнь.
