Россия проиграла войну за независимых
Публикуем три истории, объясняющие, почему в нашей стране не находится места людям, которые хотят работать, а не служить, кормить, а не кормиться.
Потери
Не уезжают только те, кто выжил
Первым сгинул Саня Степанов, армейский друг, взявший кредит и начавший в 90-м в Екатеринбурге автомобильный бизнес. Вторым погиб Игорь Аписаров, его так и не нашли в степях Казахстана, откуда он возил в Челябинск пшеницу. Он был очень талантливым, писал красивые песни, мы с ним учились на журфаке Уральского университета, выпуск 91-го года. Жили в одной комнате в общежитии. Потом разъехались мои друзья-одноклассники, 84-й год выпуска, 32-я школа, Курган. У них был объединенный торговый бизнес, совместный кредит. У бандитов. Сейчас один в Израиле, другой на Ставрополье, третий остался в родном городе, но лучше бы он этого не делал.
В Красноярск меня забросило осенью 1991-го. Список здешних знакомых предпринимателей, погибших или исчезнувших, приводить не буду: газета не резиновая. Помяну август 94-го: под цветочки уходили каждый день. Буквально. В глазах знакомых и товарищей — липкий страх.
Сейчас — другое? Кажется. Да, сейчас многие просто разъезжаются. Живыми. В Австралию, Китай, Италию, Испанию. Шлют фотки — заглядишься, письма — зачитаешься. Вот два Михаила. Сибирские здоровяки, жены — красавицы, умницы, тьфу-тьфу-тьфу, дети. Крепкие мужики, которые могли бы строить эту страну заново. Итальянцы, представьте, переманивают топ-менеджеров в свои корпорации, диктующие моду. Это про жену одного из Михаилов.
Бизнес в РФ у Сергея, Ивана и двух Миш или оставлен на кого-то, или тривиально брошен.
Китайцы здесь бизнес не покупают: им нужно одно условие — свой коллектив и порядок, исключительно китайские.
Но дело не в китайцах, разумеется. Они б сюда не шли, если бы мы не уходили. Мы — уходим.
Мой ближайший друг сейчас распродает всё и уезжает. Продал уже девелоперский бизнес, торговые площади в красной линии, остались два завода. И всё. К слову, без него мне совсем будет грустно.
Один из ведущих, наиболее удачливых и богатых красноярских бизнесменов — Геннадий Дружинин передал мне захватывающее дух свидетельство путинского времени — «Необходимый перечень документов по ведению финансово-хозяйственной деятельности предприятия (в квартал) в соответствии с требованиями действующего законодательства». В перечне объемом 1962 листа значились наименования 40 (!) документов. А за деятельностью предпринимателей тогда следили около 45 госорганов.
Ничего принципиально не поменялось.
Дружинин уже лет пять пропадает в районе Канн.
Вот лишь несколько эпизодов из последних годов, тучных. Г.Х., бизнесмен средней руки, 38 лет. Мы не были друзьями, но часто общались, вместе отдыхали. Возили детей загорать и кататься на лыжах в горы Кузнецкого Алатау. Зарезан в подъезде. Незадолго до этого средь бела дня в пяти метрах от магазина, которым Г. владел (самый центр Красноярска), застрелили криминального авторитета О. Потом — тоже днем и на оживленной улице — расстреляли предпринимательницу Л. Ер. Потом был Г. После него ранним субботним вечером в собственном джипе застрелили еще одного бизнесмена — Н.М.
Отстрел и сейчас, как в Гражданскую: потери сравнимы. Знаю множество фирм, где выступало три соучредителя. Не осталось ни одного. Тот же Г.Х.: день его похорон совпал с памятной зарубкой — за пять лет до этого пропал его главный компаньон А.Ч. Русский бизнес — по-прежнему война.
Алексей Тарасов, соб. корр. «Новой»
Красноярск
Демонтаж
За то, что уничтожен твой бизнес, нужно заплатить
— Рак победить смог, а чиновников не смог, — усмехается, усаживаясь за руль своего верного «Фиата», 72-летний Василий Николаевич Воеводин*. — Мало того — теперь я должен еще и заплатить в казну за то, что мое дело уничтожили! Удивительная страна…
Водитель минивэна — и сам человек, каких не встретишь на каждом углу. Пенсионер, инвалид 2-й группы. Несмотря на это, уже 12 лет как частный предприниматель и руководитель собственной фирмы — ООО «Успех»* (мелкорозничная торговля). Отец троих детей (один сын — еще школьник, другой — студент), кормилец большой семьи.
— По образованию я — инженер–строитель, — рассказывает Василий Николаевич. — До «перестройки» трудился в строительно-монтажном управлении. В период безденежья и безработицы в конце 90-х контора закрылась. Идти некуда. На руках — жена, дети… Так или иначе приспособиться к новым рыночным условиям тогда старался каждый, кто мог.
В 2001 году Воеводин взял в аренду участок земли площадью 20 кв. м и поставил торговый павильон. Продавал фрукты, овощи, молоко, творог, сметану, колбасу, печенье, конфеты, пиво, сигареты… Искал поставщиков, заказывал товар, ездил за продуктами, проверял качество, вел расчеты и отчитывался перед всеми: СЭС, ПФ, ФОМС, налоговой… Штат фирмы ООО «Успех», кроме самого руководителя, — четыре человека.
По статистике, 75% российских мелких предпринимателей заняты в сфере потребительского рынка и услуг.
— Однако большое заблуждение — думать, что владельцы торговых павильонов гребут деньги лопатой, — развенчивает мифы Воеводин. — В 90-е годы у хозяев киосков и ларьков, может, и набегала нормальная выручка. Но сейчас ее отнимают крупные сетевые гипермаркеты и универсамы. Торговые павильоны — палочка-выручалочка для покупателя, нуждающегося в какой-нибудь мелочи.
Воеводин подсчитывает расходы. Помимо ежедневных закупок товара аренда земли — 40 тыс. руб. в квартал, электроэнергия — 15 тыс. руб. в месяц, коммунальные услуги (вывоз мусора, уборка территории) — 3 тыс. руб. в месяц, зарплата трех кассиров — 90 тыс. руб. в месяц, страховые отчисления во все фонды, налоги…
— Мелкий бизнес для меня — всегда был просто самозанятостью. Разница в том, что ты не наемный рабочий, а сам себе хозяин. Работал же почти в ноль. Выручка покрывала лишь транспортные расходы и зарплату. Я зарабатывал около 30—40 тысяч рублей в месяц.
Воеводин держался долго — 12 лет. Не пал жертвой политики петербургского губернатора Валентины Матвиенко: «Торговые сети — наше всё, нет — частным лавочкам». Но этой весной городские чиновники добрались и до него. Затеяли реновацию того квартала, где расположен павильон пенсионера. Старые дома здесь хотят снести, на их месте построить новые, все временные объекты убрать. Когда снесут и построят — неизвестно. В планах — через 5 лет реновацию только начать. Но объект Воеводина местным властям приспичило убрать немедленно.
— Никаких предупреждений об этом я не получал, — уверяет Василий Николаевич. — Хотя у чиновников в журналах и стоит отметка, что уведомление мне они отправили чуть ли не год назад.
По закону у владельца, предупрежденного о сносе, есть 3 месяца, чтобы найти другую площадку и переехать. Если не справится, то и металлоконструкции, и оборудование положено описать и вывезти на место временного хранения. Василию Николаевичу не дали даже недели.
27 мая в его магазинчик нагрянули сотрудники петербургского «Центра повышения эффективности использования государственного имущества» вместе с бригадой рабочих. Те быстро сломали павильончик. Полиция приехала, но не вмешалась. От ощущения бесправия и возмущения инвалид даже вышел с пикетом к Смольному. Результат: «Спасибо, что не задержали».
Сегодня Василий Николаевич — обычный российский пенсионер. Только не отдыхает, а доказывает, что никому ничего не должен. Так, «Петроэлектросбыт» до сих пор начисляет долги за электроэнергию, якобы поданную в торговую точку, которой уже пятый месяц как нет. А Комитет по управлению имуществом — тот самый, что принял решение о сносе, не оставив хозяину шансов для переезда, — пытается взыскать с Воеводина 200 тыс. руб. «за демонтаж».
— Оказывается, варварский погром без предупреждения называется «демонтаж». И сейчас мне еще придется с чиновниками судиться, доказывая свою правоту. А если не докажу, то буду до смерти государству отстегивать с моей пенсии копейки за мой же порушенный бизнес…
* По просьбе героя публикации Ф.И.О. и название фирмы изменены.
Нина Петлянова, соб. корр. «Новой»
Санкт-Петербург
Трансатлантический
Топ-менеджер c дипломами ведущих бизнес-школ США и России готов открыть авиационный бизнес. Но только не в нашей стране
О том, как Россия за 20 лет из страны, куда ехали строить карьеру выпускники престижных американских университетов, превратилась в место, где не хотят открывать свой бизнес выпускники бизнес-школы «Сколково», может рассказать один человек, вместивший этот исторический кульбит в свою биографию. Его зовут Сергей КОЛТОВИЧ.
Колтович приехал в Россию в 1997 году «легионером». В его резюме были три курса Белорусского государственного университета (БГУ) по специальности «Экономкибернетика», диплом бизнес-школы университета Бэйлора (был основан еще до того, как Техас стал частью США) и один курс докторской программы по экономике Джорджтаунского университета.
— В Джорджтаун приезжало много guest speakers, в том числе из России, — вспоминает Сергей. — Например, Чубайс с лекцией или Гребенщиков с концертом. В Джорджтауне учились ребята из США и Европы, поработавшие в середине 90-х в России. Я понял, что там происходит нечто интересное, а здесь я карабкаюсь по лестнице, приставленной не к той стене. Докторская программа, в отличие от бизнес-школы, оказалась излишне теоретизированной и мало приложимой к жизни.
И вот в мае 1997 года Колтович пришел к декану и честно сказал ему, что не будет завершать докторскую программу. Из Джорджтауна Колтович «по распределению» попал в Ульяновск, где базировалась авиакомпания «Волга—Днепр», сделавшая интересное предложение.
— Это уникальный коллектив, мужики из советского наследия под названием Ан-124 «Руслан» сделали востребованный на глобальном рынке продукт, — говорит Сергей. — Но жизнь в Ульяновске, который является просто воплощением всего советского, — была не для меня. Когда компания Airbus предложила приехать на собеседование в их штаб-квартиру в Тулузе, я долго не думал. На них я работал три года, мотаясь между Францией и Москвой. Это был старт моей карьеры в авиации.
Но российский авиарынок запомнил Колтовича в первую очередь по работе в «Аэрофлоте». В 2001 году он, как говорит, «взял в руки тему управления самолетно-моторным парком». Сергей Колтович работал над многомиллиардными сделками по обновлению разрозненного и устаревшего авиапарка в постсоветском «Аэрофлоте». Ему удалось убедить компанию, что в это стоит вкладывать серьезные деньги, потому что это позволит вывести компанию на принципиально новый уровень авиационной безопасности и экономической эффективности.
Но российская действительность потихоньку гасила англосаксонский драйв.
— Мой стиль ведения дел — абсолютно честный, без откатов, несмотря на огромные суммы сделок, более 12 миллиардов долларов за 7 лет, — постепенно начал вызывать, скажем так, удивление, а иногда и непонимание у других топ-менеджеров компании, — объясняет Колтович. — А когда совет директоров возглавил Виктор Петрович Иванов, ныне руководящий Госнаркоконтролем, пахнуло чем-то совершенно новым. Его люди, формально не имевшие к «Аэрофлоту» никакого отношения, активно влезали в дела компании, в том числе и в приобретение авиапарка. Я увидел, что центр принятия решений перемещается в Кремль.
Кроме того, Колтович понял, что за 7 лет на своей позиции сделал достаточно для того, чтобы начать делать это по второму кругу, что было уже не так интересно. И он, сознавая, что идет на риск, перешел на работу на позицию первого заместителя управляющего директора в AirUnion, скорый крах которого впоследствии стал одним из самых известных сюжетов в истории российского авиарынка.
— Я увидел российский бизнес совсем с другой стороны. То есть, конечно, знал о существовании откатов и «распилов», но впервые увидел, что они могут принимать такой системный характер, — делится Колтович. — Компания находилась в тяжелом состоянии, и мне это было известно, но я решил, что именно в сложной ситуации смогу сделать больше. И увидел государственно-частное партнерство в действии.
Все мы помним банкротство альянса из 5 авиакомпаний, три из которых были государственными, с советами директоров, состоящими в основном из чиновников. Они, видимо, не мешали частным акционерам «рулить» объединенной структурой, и те ее просто убили. Колтович трижды предлагал антикризисный план, но быстро понял, что деньги выводятся в разные «рога и копыта».
— В общем, я устал, наелся. И решил пойти поучиться дальше, тем более что после учебы в Америке всегда был на это настроен, — говорит Сергей.
Колтович очень хотел пойти на программу Executive MBA Чикагской школы бизнеса, но случайно пришел на инфосессию в Московскую школу управления «Сколково» — и неожиданно для себя почувствовал ощущение «новизны и кайфа», подзабытое с тех пор, как он еще школьником учился в лицее при БГУ (в самом начале 90-х это был лицей в пушкинском смысле слова, сейчас что-то вроде номенклатурной школы).
Буквально на втором или третьем модуле Колтовичу позвонили из администрации школы и сказали, что их корпоративный клиент ТНК-ВР ищет авиационного человека, который был бы готов возглавить авиатопливный бизнес.
Чему можно было научиться в Московской школе управления «Сколково»? Бизнес-школа, как уверяет Сергей Колтович, «открыла ему черепную коробку», и сейчас он готов начать свое дело. Главное ограничение — не в России. Даже так: без привязки к России вообще.
— В России воруют практически везде, будь то государственная компания, частная или частно-государственное партнерство, — резюмирует Колтович. — Причем воруют цинично и системно. Я понял, что неконкурентоспособен как топ-менеджер крупной российской компании. Со своими навыками, образованием и резюме я тут не особенно востребован. Здесь нужны лояльные люди, которые умеют упаковывать «нужные» дела. Путин, где-то сознательно, а где-то просто по привычке советского разведчика, в силу своей продвинутой ограниченности, сыграл на худших сторонах нашего общества. Коррумпированность, лизоблюдство, холопство возведены в такую степень, что мне элементарно страшно за будущее страны. А общество, и в первую очередь элита, это приняли. А значит, отказались от проекта создания нормальной успешной страны.
Где будет базироваться новый бизнес, Колтовичу еще предстоит решить: Ирландия, Сингапур, Латвия или другая цивилизованная страна. И детей, а у него их пятеро, Сергей будет ориентировать на то, чтобы они смогли стать успешными в глобальном мире, но не забывали свои корни.
Вот так за 15 лет Россия приобрела, а потом фактически потеряла Сергея Колтовича. Впрочем, шанс встретиться по делу еще есть: Колтович-то вряд ли передумает, но, может, Россия станет когда-то частью глобального мира?
Алексей Полухин
Москва
