Беслан: вопросы очевидца
Гибель сотен детей и взрослых в Беслане уже успела стать поводом для многочисленных комментариев всевозможных экспертов и выступлений политиков разного уровня. Но, наверное, только те, кто стал непосредственным очевидцем этих страшных событий, могут донести до нас весь трагизм происходящего в эти дни в Северной Осетии.
Трагедия в Беслане вошла в жизнь почти каждой осетинской семьи — ведь семьи здесь большие, и всех родственников — будь то семиюродный дядюшка или внучатый племянник — хорошо знают и любят. Беда коснулась и тех, кто давно живет не в Осетии. И это напоминает войну. Осетины — мирные люди, и войны они не хотят. Но мстить они будут, и с этим ничего не поделать. А чтобы мстить, надо знать правду. И эту правду люди будут искать.
У всех очевидцев трагедии в Беслане, особенно журналистов, которые наблюдали всё происходящее как бы со стороны, осталось много вопросов.
Сразу после захвата около школы начала собираться толпа. Части загнанных в школу заложников удалось спрятаться в котельной, и через час, когда основную массу детей, родителей и учителей боевики уже загнали в спортзал и классы, спрятавшиеся смогли выбежать с территории школы. По словам этих первых очевидцев, школу захватила группа не менее чем из 20 бандитов, одетых в камуфляж и вооруженных автоматами. Они приехали в школьный двор на грузовике, в сопровождении машины ГАИ. Как потом оказалось, обе машины были угнанные.
Один из первых вопросов — как в один из самых, казалось бы, охраняемых регионов России смогли приехать столько вооруженных людей? И не просто приехать — а заранее всё продумать и подготовиться к теракту. В школе, под полом спортивного зала, были спрятаны несколько десятков килограммов пластида, гранатометы и автоматы. Само здание выбрано не случайно — школа построена в виде буквы П, и все, кто был на линейке 1 сентября, оказались практически в замкнутом пространстве.
А крытый брезентом ГАЗ-66 (армейский грузовик повышенной проходимости), оказывается, в Беслане видели уже не раз. Но ни разу не проверили. Жители Беслана не верят, что милиция здесь ни при чем.
После захвата школы началось мучительное ожидание. Ожидание того, что спецслужбы что-то придумают, что приедет президент Северной Осетии, президент России. Поговорят с людьми... Приехал доктор Рошаль. Старый человек, который знал, что его могут убить. Впрочем, в школу и его не пустили — переговоры с захватчиками он вёл по телефону. А к родственникам, толпа которых росла, так никто и не вышел. Потом было сказано, что заложников посчитали — их около 300 человек. По спискам, составлявшимся теми, кто был снаружи, выходили все 1,5 тысячи.
В ночь на 2-е сентября из школы удалось убежать двум заложникам, которых заставили выбрасывать трупы из окна. Трупы расстрелянных бандитами мужчин. Так стало известно о первых убийствах. Эта информация дошла до всех, кто собрался в бесланском Доме культуры, однако официально журналистам ничего не подтвердили, а передавать в эфир и в редакции «слухи» сильно не посоветовали. Мы молчали...
Тем временем, убежавшие заложники сообщили, что в спортзале находятся не менее тысячи человек, а бандитов они насчитали с полсотни. Официальная цифра заложников увеличилась до... 350-ти.
Когда приехал бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, непонятного стало еще больше. Почему он, не боясь, прошел внутрь школы? На каких условиях ему удалось вывести оттуда женщин и малышей? Почему он ничего не сказал журналистам? Сразу же поползли слухи, что один из бандитов — бывший охранник Аушева... Никаких подтверждений этой информации нет, но разве это важно для стонущих от неизвестности за своих близких людей? А родственники заложников по-прежнему ждали, что к ним выйдет Дзасохов. И ждали слов Путина...
В середине третьего дня раздался взрыв. И начался кошмар, полностью описанный нечаянно выданным в эфир НТВ матерным словом корреспондента Северо-Кавказского бюро телекомпании. При этом, надо отметить, что «Первый канал» с началом неожиданной акции по освобождению заложников не прерывал своего обычного вещания, сообщяя о происходящем в спецвыпусках, а «Россия» и НТВ включили трансляцию из Беслана. Но никто не сказал самого главного — к штурму НИЧЕГО не было готово. Понятно, что он не планировался, и чтобы избежать жертв, надо было договариваться до последнего. Но не планировать — не значит не готовиться!
Не было техники, с помощью которой можно было бы быстро создать бронированный коридор и прикрыть убегающих заложников. Да что там — не было обычных бронещитов: спецназовцы прикрывали побежавших из школы детей собственными телами. А пули не всегда попадали в бронежилет.
Не был развернут и полевой госпиталь, не готовы носилки. А ведь это могло спасти жизни многим из тех, кто умер от потери крови, не доехав до больницы.
Но самое главное — никто не оценил, на что способны осетинские мужчины. Тысячи человек с оружием в руках, собравшиеся у школы, где захвачены их родные, — это страшная сила, противостоять которой спецназовцы могли бы, только начав стрелять. Толпа, конечно, кинулась спасать детей... Создавая хаос и помогая, таким образом, бандитам. Одним из первых на встречу убегающим детям выскочил чемпион Европы по вольной борьбе Сослан Фраев, брата которого боевики расстреляли еще в день захвата школы.
Очень хочется узнать имя того, кто руководил спасательной операцией...
Еще один вопрос — сколько же всё-таки было боевиков? И удалось ли кому-либо из них скрыться? По нашим наблюдениям, во время первого взрыва по школе начали стрелять с крыши соседнего здания. Как могло оказаться, что там не было спецназовцев? Вопросов пока гораздо больше, чем ответов.
Единственный оставшийся в живых бандит (захватили троих, но двоих ОМОН не смог отбить у обезумевших родственников) говорит, что целью операции была война на Кавказе. В банде были и чеченцы, и ингуши (правда, был среди террористов и уроженец Осетии Ходов, по кличке Абдулла — про него освобожденные заложники говорили с особой ненавистью). Что теперь будут делать гордые осетины? А ведь кровную месть на Кавказе по-прежнему считают древней традицией.
И я не знаю, что сказать своему соседу, в одночасье потерявшему жену и двух сыновей. Я не знаю, как смотреть в глаза учительнице, у которой выжили лишь половина учеников. Я пока не знаю, как жить дальше, не получив ответы на все вопросы...
