Два сорта дикости
Кое о чем хотелось бы напомнить представителям нашей прогрессивной левой общественности, упоенно сокрушающимся ныне об «узницах совести», оне же – музыкальный коллектив, никому допрежь безобразного скандала решительно неведомый.
Увы, в нашей стране выходка авангард-девиц навевает сегодня ассоциации не с масленичной веселой неразберихой, не с карнавальными умопостроениями Бахтина. Особенно если речь идет о храме Христа Спасителя.
Наша юность слишком хорошо помнит на месте нынешнего храма воняющую хлоркой лужу под названием «бассейн "Москва"». Мы в нем не купались. Мы стояли над ним, вызывая в воображении стены и купола. Мы слушали рассказы московских старушек о том, как взорванный храм, перед тем как рухнуть, словно пытался улететь в небо.
А перед тем, как взорвать храм, нелюди сфотографировались в нем: елозя своими гузнами по алтарю. Среди участников этого «фото на память» – Лазарь Каганович, сказавший, отдавая приказ подрывникам: «Задерем подол матушке России!»
У каждого наделенного исторической памятью русского человека при виде карнавала в стенах этого храма возникает дежавю весьма неприятного свойства. И судя по тому, какие высказывания позволяет себе в блогах и СМИ группа поддержки авангард-девиц, – дежавю возникает не зря.
Да, отстроен храм, мягко говоря, не лучшим образом, да, деятельность руководства МП вызывает немалое количество нареканий в обществе – а все-таки, большевички разлюбезные, держитесь со своими перформансами подальше.
Да, большевички. Всяк (без исключения) участник выставок «Осторожно, религия!» в нашей стране – духовный и нравственный внук Лазаря Кагановича, взгромоздившего свой зад на алтарь.
Всяк, кричащий о «светскости РФ», – совок, ибо светскость эта является нелегитимным по сей день последствием октябрьского переворота.
Но если бы самим фактом исповедания православия можно было бы раз и навсегда убить «совка» в себе! Увы, многие сейчас рвутся защищать святыни какими-то ну уж слишком советскими методами: зверством и террором. Но к этому мы еще воротимся.
Так все-таки, прав ли протодиакон Кураев, предложивший угостить девиц блинами и отпустить с миром? Увы, не прав. Душки-то их потемнели уже преизрядно, да и в головах много всякой дряни. Надобно быть преподобным Серафимом Саровским, не меньше, чтобы силою одного доброго поступка произвести в этих душах, в этих мозгах благой переворот. А без баснословной святости тут ничего не сделаешь. Да, угощения блинами девицы не ждали. Удивились бы, ушли. Но потом бы непременно воротились – с выходкой более дерзкой. Стали бы прощупывать дальше, где он все-таки, предел? Ах, отпустили из-за песенки? А если матом? А если перси голые покажем, тогда тоже отпустят? Опять отпустили? А если нужду справим, тогда-то, наконец, будут кара и слава?
И расчет бы их вышел верен.
Что можно (и нужно) было сделать? Да, задержать на 15 суток, наложить штраф, увы, довольно символический, ибо содеянное подпадает лишь под «мелкое хулиганство», ну и отпустить, покуда «героини» не забронзовели. И спешно, спешно заняться законотворчеством, дабы следующие желающие прославиться на кощунстве не могли бы отделаться столь легко.
Непрописанность в законе безопасности святынь (тоже, конечно, результат советского наследия) и породила всю нынешнюю коллизию, нанесшую уже слишком много вреда. Одни требуют полной себе безнаказанности в любых безобразиях, другие пытаются наказать незамедлительно, но не вполне, мягко говоря, в согласии с действующим законодательством.
И у тех и у других просматривается основательная «общественная поддержка». Что небезынтересно, оба конфликтующих лагеря изъясняются единообразным матом. И соревнуются в дикости. Одни уже проплясали «ню» в поддержку страдалиц, другие требуют, не преувеличу, группового изнасилования негодяек и сажанья их на кол.
В качестве наиболее типического образца второго можно привести восторженный репортаж «Русской народной линии» об оценке события, данной публицистом Исраилем Шамиром. С обильными цитатами из последнего.
«По-хорошему, - продолжает И.Шамир, - их надо было бы сжечь на костре на берегу Москва-реки, пепел спихнуть вниз по течению, и место костра посыпать солью – но еще не сошел лед. Самосуд лучше всего решает такие проблемы. Святотатцам мучиться недолго, расходов на крючкотворов и тюрьмы нету, и другим неповадно».
Если это – «по-хорошему», то довольно жутко вообразить, что же тогда «по-плохому». Отметим уж кстати, что фразу относительно костра портал счел нужным выделить особо, вынеся заголовком.
Автор же этих строк терзается непраздным вопросом: готов ли г-н Шамир лично складывать хворост и дрова, привязывать, игнорируя крики ужаса молодых женщин, их мольбы о пощаде, стоять рядом, вдыхая тошнотворный запах горящей плоти (что на костре «недолго мучаются», г-н Шамир изрядно промахнулся), внимать диким воплям смертной муки? Или же оный Шамир выносит, так сказать, общую рекомендацию, а все перечисленные выше удовольствия хотел бы переложить на кого-то другого? И на кого же?
О нет, не впервые я этим вопросом задаюсь. Когда в очередной раз доносятся мечтания Леонтьевых и Дугиных о «мобильных пытошных камерах» и сакральных принесениях в жертву престарелых политических деятелей, мне действительно хочется понять, кто же на самом деле мои оппоненты: истерики-пустобрехи или маньяки, которых надобно поскорей лечить, покуда впрямь никого сакрально не прирезали? Ввиду того, что упомянутые мужи – персонажи весьма медийные, было бы приятней все же предположить первое.
Любопытно, весьма любопытно: готов ли Александр Гельевич Дугин своими рученьками бросать связанного Евгения Максимовича Примакова в пылающую домну? Удивится ли он хоть немного, взаправду получив кровоточащий мешок с головою Виктора Ющенко, или же деловито полезет в сейф за обещанным исполнителю миллионом? Хочет ли декан Владимир Иванович Добреньков лично приводить в исполнение смертные приговоры – стрелять, стрелять, стрелять, брызгать мозгами на бетонный пол?
Между тем, любезные вы мои, вот она, черта, отделяющая человека от пустобреха: рекомендовать для повсеместного употребления можно лишь то, на что способен сам.
Без скидки на пол – я могу убить врага на войне. Отец научил меня стрелять еще в том возрасте, когда я не в силах была поднять винтовки с оптическим прицелом. Я целилась, лежа на траве. Я высказываюсь за право граждан владеть огнестрельным оружием – но я действительно могу выстрелить в преступника, угрожающего мне либо моим близким. А вот привести в исполнение смертный приговор, как это на днях сделали милые белорусы, нет, не смогу. Слишком мерзко, слишком гадко. А значит – и другим того не желаю. Следовательно, готова оплачивать из своего кармана содержание «крючкотоворов и тюрем». Не надо нам вашей экономии, г-н Шамир.
Хотя обретение ответа на предложенную выше дилемму ничего не меняет. Те, кому мостят дорогу наши медийные опричники, они уж точно способны на все. И сожгут, и на кол посадят, и кожу сдерут заживо, да не просто так, а пропуская ее «через дырочки в монетах», чтоб, значит, помедленнее было. Сколь ни странно, а в этом мнении мы полностью совпадаем с г-ном Шамиром. «Так (т.е. как можно кровожаднее, Е.Ч.) поступили бы наши мусульманские братья, которые на такие шуточки отвечали полномерной революцией, да и за вольнодумный твиттер задают кощуннику по полной программе». Совпадая с г-ном Шамиром в прогнозах, не могу, однако, восхититься «полномасштабной революционностью» его братьев. Не могу восхититься даже публичными казнями на подъемных кранах, практикуемых в том самом Иране, каковым у нас сейчас принято сердечно умиляться.
Повторюсь: процитированный ресурс с Шамиром сейчас – суммарный выразитель чувств и намерений некоего круга людей, почитающих себя православными. На самом деле они просто советские, в той же мере, что и призывающие «давить попов» поклонники авангард-девиц.
Эти люди полагают, что практика сжигания на кострах уведет их от бездуховного развратного секуляризма. Секуляризм, он, конечно, и бездуховен, и развратен. Но в попытке убежать от него подальше, они равняют себя по христианам стародавних времен, что есть большая ошибка. Главною чертою тех христиан была не готовность мучить, но готовность идти на муки, не готовность убить, а готовность умереть за свои святыни. Только эта готовность и способна в действительности святыни защитить.
А с нею у вас, скорбные вы мои, большие проблемы.